Книга Книга жизни [сборник] - Владислав Иванович Авдеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В деревне все чаще вспоминали предсказание бабки Фаины, все чаще говорили о голодной зиме, хотя оптимисты утверждали, что если дождь перестанет, то картошка еще, может, и вырастет, но вскоре замолчали и они.
И вот, когда отчаявшаяся деревня потеряла всякую надежду, дождь перестал, небо впервые обрадовало голубизной, солнце обрушило такое тепло, словно пыталось наверстать упущенное. И люди наконец-то уснули спокойно…
А ночью озеро столкнуло деревню в реку. Погибли все. Осталось деревенских только три человека: Григорий Дудкин, прозванный летописцем, так как много лет писал историю села (он в момент трагедии лечился в районной больнице), Алексей Бусоргин служил в армии, и в техникуме училась Лена Суханова.
Дудкин поселился в соседней деревне, а летом неизменно жил в небольшой избушке рядом с тем местом, где стояла Боровая. Алексей после службы уехал в город, в котором училась Лена, поступил работать на завод, а через год они поженились. Когда брали отпуск, обязательно приезжали к Дудкину, по словам старика, единственному родственнику, – для убедительности он клал руку на летопись, мол, все в деревне в той или иной мере были родственниками. Шли вместе с Дудкиным к большому деревянному кресту, воздвигнутому на берегу реки, а на нем поименный перечень всех погибших…
– Никого не забыл, – говорил Дудкин, проводя рукой по фамилиям на кресте. – Настюшке-то нашей всего неделя была, день прошел, как их с матерью Васятка из больницы на моторке привез… Эх, жизнь! Виктор Заусаев Афганистан прошел, дважды ранен…
Старик мог говорить о погибших часами. Дни, проведенные у него в избушке, были заполнены воспоминаниями об односельчанах.
Однажды Алексей получил от Дудкина телеграмму с просьбой срочно приехать. Раздумывать не стал, Лена осталась дома с детьми, а он выехал в тот же день.
Дудкин лежал в больнице. Через силу улыбнулся вошедшему в палату Алексею: «Здравствуй, Леша. Спасибо, что приехал. Умираю я. Умер бы уже, да тебя ждал. Летопись передать надо». Говорил он тяжело, с перерывами, хватая воздух широко открытым беззубым ртом.
– Да что ты, дядя Гриша, тебе еще жить да жить, – начал было Алексей, глядя на осунувшееся лицо старика, но тот перебил:
– Да отжил я свое, хотя еще бы немножко не помешало. Давай о деле поговорим. Летопись в тумбочке лежит, возьми, почитай. Приходи утром. Чую, не доживу до завтрашнего вечера. Апельсины забери, ничего нутро не принимает… Хотя ладно, оставь. Мужики придут, угощу. Целый день во дворе сидят, теплая нынче осень…
Алексей достал из тумбочки большую, размером с гроссбух, толстенную книгу.
Как он мечтал в детстве заглянуть в нее, прочитать, что же там написал про деревню дядя Гриша! И вот летопись у него в руках.
– Утром буду. Может, все же принести чего?
– Спасибо, Леша. На этом свете мне уже ничего не надо. Ну, а на том, что заслужил, то и получу. Иди, нечего меня караулить.
По дороге в гостиницу Алексей зашел в столовую. Все с удивлением глянули на лежащую на краю стола огромную книгу. А Алексей, не замечая любопытных взглядов, думал о Дудкине. С его уходом у них с Леной не останется ни одного близкого человека. И ужасом наполнялась душа от этой мысли.
Гостиница была полупустая. Бусоргин один занимал двухместный номер, и ему никто не мешал. Хоть Дудкин и просил его прочитать последние страницы, все равно Алексей начал с первой – не все подряд, а так, перескакивая.
«20 сентября 1946 года. Вернулся с фронта Суханов Иван, добивал на Украине бандеровцев, имеет медали и два ордена Красной Звезды. Из двадцати ушедших на войну вернулось четверо, из них два инвалида…»
Алексей хорошо помнил Суханова дядю Ваню, Ленкиного деда. Высокий, статный, он раз в год, в День Победы надевал китель с наградами, и бабушка Алексея говорила:
– Вернулся Иван, бабы с ума по нему сходили, а женился на некрасивой Марье. Любовь зла, – и тяжело вздыхала. Долгое время Суханов был председателем колхоза.
«1967 год, октябрь. В деревне сразу две свадьбы. Николай Семенов взял в жены Нину Смольникову, гуляла вся деревня, драк не было. А вот на свадьбе Гены Бусоргина с Олей Китаевой братья Говорины напали на жениха. Не мог простить младший Говорин, Сашка, что Оля предпочла не его. Жених неделю ходил с синяком под глазом. Говориным досталось больше – постарались и сам жених, и Ольгины братья…»
Алексей с запоздалым раскаянием подумал, что никогда не спрашивал у матери и отца, как они поженились, как жили до этого, все казалось простым и само собой разумеющимся, а тут такое…
Он читал о тех, кого знал уже постаревшими, и поражался их поступкам в юности. Дудкин никого не забыл, всем отвел место в летописи, описывая как добрые дела, так и плохие, причем просто констатировал события, не давая им никаких оценок. Уже далеко за полночь Алексей перелистнул книгу поближе к концу.
«20 ноября вернулся после службы в десантных войсках Дмитрий Слепченко. Возмужал, раздался в плечах, на груди медаль «За отвагу». Полгода пробыл в Чечне. Счастлива будет та, кому он достанется…»
«Молодец, Митька», – невольно подумал Алексей, хотя уже понял: не мог Слепченко служить в десантных войсках, потому как погиб вместе со всей деревней, когда был еще школьником. Алексей стал листать назад – да, вот написано о продолжительных дождях, о разлившемся озере, о затопленных огородах, обо всем подробно на нескольких страницах, но о гибели деревни ни слова. Вместо этого рассказано, как Копылов долго уговаривал односельчан рыть канал лопатами, как, не добившись их согласия, начал копать один, как мужики все же поддержали его, прорыли канал и спустили воду из озера в реку… А дальше!
Дальше погибшие люди в летописи Дудкина продолжали жить полноценной жизнью, влюблялись, женились, рожали детей и умирали, работали и справляли праздники, дрались, встречали и провожали близких…
Алексей прочитал все это на одном дыхании и перевернул последнюю страницу, когда уже начало светать. Долго сидел, думал, а как бы на самом деле сложилась жизнь у его родителей, у других погибших, останься они в живых. Хотя знал, что теперь невольно будет представлять жизнь деревни так, как она описана в летописи Дудкина.
Утром, прихватив летопись, забежал в столовую, а уже оттуда в больницу. Дудкин в палате был один, лицо у него еще больше осунулось, но спросил бодро:
– Прочитал?
– Знаешь, дядя Гриша, – замямлил Алексей, не желая обижать старика, – это ведь не выдуманные герои, а настоящие люди, и они… умерли. Ты же сам поставил крест с их именами. И потом, возможно,
